|
Инфантилизация общества или о теории Фрейда, о первой любви и о том, как жениться и зачем разводиться (Из моей книги "Поезд отправляется" Такого типа проблемы и вопросы часто обсуждались и теоретически среди коллег Отца. Один из этих коллег - вместе с которым Отец кончал университет, одним летом был с ним на Севере и который теперь работал с ним в том же самом институте, но в другой, одной из описанных выше научных групп - взял себе за привычку, вызывать Отца на дискуссии по поводу какой бы то ни было пришедшей ему в голову темы. Может быть как раз потому, что ему все же немного не хватало той творческой и отнятой у него его шефом мозговой работы. Кроме того, после всех их совместных деяний он научился ценить мнение Отца и позволял себе выслушивать это мнение. В конце дискуссии это называлось у него: - Ну вот, мы выяснили и еще одну "вещь в себе"! Коллега был мил, вполне прост и нормален, что полностью предохранило его от возможной и среди студентов особенно обиходной шизофрении. Этой шизофрении были подвержены особенно многие студенты из тех, которые ломали себе голову над вопросами типа: "В чем состоит смысл жизни?" или и того хуже - "Быть или не быть?". Сверх того, коллега был всегда готов оплатить общий со своими друзьями счет, но при этом у него всегда оказывалась каким-то образом большая и неразменная денежная купюра и даже ту он "выхватывал" из кармана так медленно, что Отцу удавалось выхватывать свою всегда быстрее и поэтому платить за них обоих чаще. Он тоже был родом из одной из сибирских деревень, но его родители, в отличие от "преступных", ссыльных и принудительно поселенных в Сибири родителей Отца, принадлежали к старым жителям Сибири и к советской деревенской интеллигенции - его отец был член партии и директор скотского хозяйства. От своей матери он унаследовал женственную красоту в лице, которая привлекала к этому бедному парню всех случающихся вокруг него девушек и женщин, как привлекает всех мух куча свежего дерьма. Этим не по его вине случившимся "обстоятельствам" был он обязан своим наивным самодовольством, с которым он в течение пяти лет университетского образования дал полностью напичкать свою голову физикой, но остался совершенно не затронут прочими воздействиями того в высшей степени неустойчивого, интеллектуально-духовного окружения в высшей школе. Одним словом, он был из того сорта людей, которые охотно и легко завербовывались со стороны КГБ как осведомители и охотно, даже без всякого шантажа, давали себя завербовать, чтобы потом закладывать своих однокашников и коллег в этой конторе или, как это называлось в советском народе, на них "стучать", что определяло в том же народе и их кличку "стукачи". Отцу он был интересен не как какая-то особая личность, но все же как тип, который наилучшим образом представляет широкий слой человечества. Это было гораздо важнее для Отца, поскольку с помощью таких типичных представителей он мог свести необозримое многообразие человечества к паре-другой человеческих характеров. Так было гораздо легче обходиться потом с человечеством и его пестрой кутерьмой, его понимать и опять же - что ни говори - а своевременно опознать рядом с собой возможного "стукача". Эти характеры Отец применял также и в дискуссиях, чтобы с помощью таких типичных примеров делать свои аргументы для других живее и доступнее. Так, как он при дискуссии со своей дочерью о способности принимать решения пытался сделать это для нее наглядным с помощью парадигмы об умирающем от голода буридановом осле и о стоящем в отчаянии перед двумя одинаковыми дверями человеке. Последняя парадигма возникла у него как раз на примере этого коллеги, который спустился как-то к Отцу в его исследовательский подвал и попросил совета: - Я зашел в тупик и не могу найти выхода. Могу я с тобой об этом поговорить? - Поговорить - денег не стоит. Давай говори! - Речь идет о женщинах... - Ну о чем же еще! На этом поприще лежат у многих их главные проблемы и тупики. - Да нет, сами по себе они не имеют отношения к моей проблеме. - Они и не должны! Читай Фрейда. Это у нас внутри! - попытался Отец на легкий манер открутиться от разговора. Эй! Думай что ты говоришь. Читать Фрейда у нас запрещено! - Ерунда какая! У нас всего лишь считается нормальным, быть ведомым в наших поступках коммунистическими идеями, а не каким-то сексуально-паталогически-буржуазным либидо. А если я анализирую побудительные мотивы своих поступков, что у нас не запрещено, то мне не надо и Фрейда читать, чтобы установить мою ненормальность! - разозлился Отец на то, что он в смысле лояльности почти оскользнулся, вместо того чтобы легко открутиться. - Во всяком случае у меня речь идет не о либидо, а о чистой любви! - Будь благословен, если ты в этом так уверен! Ты имеешь ввиду платоническую? - Я имею ввиду любовь к двум женщинам, которые одинаково вожделенны для меня. Это нейтрализует мое либидо, но не устраняет проблему. - Любви к двум женщинам не бывает! А наше либидо не дает себя никогда нейтрализовать или отключить. Его только трудно иногда выискать в наших поступках. - Ну так давай попытаемся сейчас это сделать. Может мне это и поможет. - То есть ты приглашаешь меня покопаться вместе с тобой в твоем нижнем белье? - Я хочу только, чтобы ты меня выслушал. - Хорошо, я само внимание! - Может я тебе уже рассказывал о моей студенческой любви к одной очень красивой девушке? Она меня тоже любила, и мы очень быстро сблизились. - Ты имеешь ввиду - переспали друг с другом? - Не важно! Важно то, что мы - при всей нашей любви - со временем стали все больше отдаляться друг от друга. Я знал и видел, что она меня все еще любит, но она все время пыталась бежать от этого, и в конечном итоге я ее потерял. - Видишь! Все же это важно - со спаньём. Ты мне раньше, правда, об этом ничего не рассказывал, но эта история стара. История первой любви! Любви семнадцатилетних! Она никогда еще не кончалась счастливо. Она просто приходит слишком рано, быстро загнивает в своей бесперспективности и оставляет после себя только незаслуженную боль, необоснованные комплексы и тяжело заживающие раны! - Почему в бесперспективности и как может загнить любовь? - Первая любовь бесперспективна, потому что она стоит в противоречии со своими следствиями и поэтому не может развиваться. Все живое, что больше не развивается, умирает. А все умершее гниет. Эта любовь взрывается, растерзывает наши семнадцатилетние души и остается потом, как дым от взрыва бомбы, висеть в воздухе. В этом возрасте юноши еще не достаточно зрелые, чтобы перенять ответственность за следствия, с которыми любовь согласуется. Она это знала и по праву сбежала от всего этого. Была, должно быть, умная девушка. - Умная она была в любом случае, но что означает противоречит своим следствиям или согласуется с ними? Я чувствовал себя все же вполне созревшим! - Созревшим для чего? Для секса? Любовь - это специфическая, действующая только для людей сила притяжения между двумя полами! Менее специфичным является следствие этого притяжения - образование семьи, поскольку семьи образуют также и многие виды животных. И совсем не специфичным для людей является спаривание с целью производства детей как тотальный и всесильный природный инстинкт продолжения рода. - Продолжение рода и предполагает секс! - Ни в коем случае! Оно предполагает всего лишь оплодотворение семян! У некоторых даже и без полового акта. Секс как таковой - это также чисто человеческий, удовлетворяющий его похоть и поэтому также противоречащий его следствиям экстракт из сложного комплекса продолжения рода. Защита произведенных детей и забота о них относятся даже в большей степени к этому природному инстинкту. Ни один молодой, но уже достигший половой зрелости зверь не дойдет до полового акта с какой-либо из самок его вида, пока не победит сильного старейшего и не докажет этим своей зрелости для производства детей, для их защиты, для обеспечения их выживания и развития. Ты ее не убедил, что ты дорос до последних задач, даже если ты ей и делал какие-то предложения, в чем я тоже очень сомневаюсь. - Из школьной биологии у меня как-то осталось, что самцы животных тоже самоустраняются от этих задач. - Не все! Только самые примитивные виды, как и среди человеческих самцов, а иногда даже и самок тоже, поскольку эта вторая задача наиболее эффективно выполнима лишь за счет распределения ролей и взаимодействия в более или менее развитых, сложных социальных структурах - таких как семья, стая, племя, социальное общество. - И ты думаешь, я еще не дозрел тогда до этих задач? - Она так думала, наверняка! Я думаю, что не только ты был еще недозревшим до этих задач, а и никто другой еще в этом возрасте. Это опять же чисто человеческий парадокс, что пропасть между половой и социальной зрелостью человеческих детенышей становится все больше. - В двенадцать-пятнадцать уже быть способным сношаться и рожать и только в установленные законом восемнадцать лет иметь право жениться и принимать участие в выборах? - Именно! Причем эти и без того произвольно установленные восемьнадцать лет уже давно не соответствуют реальности. Наука и техника, которые раньше только обслуживали наше общество, развиваются в двадцатом столетии так стремительно, что стали между делом уже формировать наши отношения и определять наше развитие как социального общества настолько, что само это общество не знает больше - как и куда. Раньше общество всегда еще справлялось с тем, чтобы приспособиться самому и приспособить свои, строящие это общество, человеческие отношения к развитию науки и техники. Сегодня - из-за естественной инертности человеческих отношений - оно совершенно не получает времени для адоптации; не может больше справляется с новыми требованиями, опираясь, как раньше, только на свои старые обычаи, традиции и социальные структуры; вынуждено импровизировать и поэтому все больше теряет свою человеческую сущность и свою социальную, гуманную зрелость. С этой - в какой-то степени тебя оправдывающей - точки зрения, сегодня не только семнадцатилетние, но и многие семидясятилетние не являются больше социально достаточно зрелыми для того, чтобы с помощью воспитания дать своим потомкам хоть какие-нибудь долговременные жизненные установки на будущее. - Ты, как всегда, снова завел меня в какие-то звериные и человеческие дебри! Мой вопрос был всего лишь, на какой из этих обеих женщин мне жениться - на той, с которой я уже год дружу и которую ты тоже знаешь, или на первой, которую я недавно снова встретил? - Хочешь, чтобы я приготовил тебе две спички для жребия? - Не-е, это не так просто! Одну я люблю за то, что она такая красивая и веселая, а другую - за то, что она такая умная и нежная и, кроме того, была моей первой любовью. Что ты к этому скажешь? - Не женись ни на одной, если уж ты меня спрашиваешь! Поскольку на самом деле ты не любишь ни одну из них обеих. Я же говорю, что любви к двум женщинам, по крайней мере одновременно, не бывает. Женись только тогда, если у тебя таких вопросов вообще не возникает и твоя любимая не сравнима для тебя ни с какой больше женщиной в мире. А возникнет такой сравнительный вопрос снова уже во время твоей женатой жизни, рви эту жизнь тут же, вставай и беги куда глаза глядят! Уже только потому, что ты свою жену когда-то любил и не имеешь права причинить ей, не говоря уже о ваших общих, невинных детях, это зло нелюбви! Коллега не последовал - к своему несчастью - совету Отца, женился на веселой, родил с ней одну дочь, возненавидел с годами свою супругу и презирает ее громко и открыто, остается тем не менее дальше с ней вместе и постоянно изменяет ей со своей первой любовью, которая между тем тоже замужем и имеет детей. Может быть Отец снова усложнял любовь и счастье в своих представлениях о них и не по праву отказал в счастье этим обеим семьям. А может быть и больше, чем этим обеим, потому что никто не знает, по каким еще семьям в этой цепной реакции бродят и изменяют другие осколки этих расщепленных семей. |